Он оттолкнулся от камня и сделал пару шагов к обрыву.
Сквозь ветер зазвучал голос, а по щеке легким дуновением скользнули ласковые пальцы.

- Если ты уедешь, мы расстанемся, и ни один из нас никогда не станет счастливым.

- Ты думаешь, я этого не знаю…

Он знал. Знал уже тогда, но не думал, не предполагал, что будет настолько плохо. Что каждый последующий день будет тяжелее предыдущего. А их череда сольется в нескончаемую пытку.

Налетел новый порыв ветра, и словно подтолкнул к краю обрыву. Нежно, обещающе. Густаво сделал шаг, второй… под ногами сорвавшись полетел вниз камень, он наклонился вперед, следя взглядом за его падением. Стоит сделать только один шаг в пустоту, раскинуть руки, на миг ощутив головокружительное падение, и почувствовать бьющий по щекам ветер... Всего одно мгновение, а потом покой и вечная тишина. Голова закружилась, он качнулся вперед и, резко дернувшись, отшатнулся от обрыва. Вскинув руки, закрыл ими лицо, восстанавливая дыхание. БЕЗУМИЕ! Он был готов на… Дернул головой, прогоняя мелькнувшую мысль и развернувшись, шатаясь прошел вглубь площадки, подальше от края. О чем он думал? Как мог дойти до такого… Забыть о Марите… Он поежился и упершись ладонями в каменную шершавую стену, опустив голову, зажмурил глаза. Так не может больше продолжаться, это опасно. Да, он становится опасным, одержимым… Сегодня он воочию увидел ту грань, за которой только пустота и она не испугала его. Нет… Даже наоборот. Его потянуло вниз. А значит все очень плохо, даже хуже чем он думал. Стоит быть честным с самим собой, стоит признаться себе в том… в том, что решение принятое им, самое правильное, самое разумное в подобной ситуации, на проверку оказалось огромной ошибкой. Он сам загнал себя в ловушку, и теперь не видит из нее выхода. И так продолжаться дальше не может… Допустить повторения сегодняшнего случая… Густаво мотнул головой. Что будет с Маритой.
Он пошел против самого себя и вот к чему это привело. Решение только одно… Густаво оттолкнулся ладонями от камня. Он должен увидеть ее. Она нужна ему… и пусть это безумие…. иначе он просто не выдержит… Да, он больше не выдержит.

Развернувшись, он быстро зашагал прочь от обрыва.

Дом встретил его теплом и дразнящим терпким запахом кофе. Снимая пончо, он краем глаза уловил движение. Можно было даже не оборачиваться. Мирта. Скрестив руки на груди, она стояла посреди гостиной. Носок ее туфли ритмично постукивал, выбивая возмущенную отповедь. И лицо... со сведенными к переносице бровями и поджатыми побелевшими от ярости губами. Густаво при одном только взгляде на нее почувствовал, как раздражение подступило к горлу и, медленно стягивая пончо, попытался взять себя в руки. Мирта ни в чем не виновата.

- Где ты был?

Вешая на крючок пончо, он молчал. Вопрос риторический, она прекрасно знала сама. Но все равно задавала его.

- Знаешь, сколько времени тебя не было? - повышая голос начала Мирта. - ЧЕТЫЕ часа! На четыре часа ты опять ушел неизвестно куда! Ты меня уверял…, - Густаво почувствовал, как едкая волна злости исходящая от нее окутывает его, заполняет все поры, въедаясь в кожу. Оставляет на губах едкий привкус… Этого он не любил больше всего. Когда она бывала в подобном настроении, то словно заразная болезнь оно распространялось вокруг нее, и, добравшись до него, накрывало с головой. Тогда он мог сказать, то о чем бы потом горько жалел. Ведь если вдуматься, ему было что ей предъявить, хотя она и не знала об этом. Мирта, ее болезнь - вот причина его покорного заточения здесь. Если бы не она... Если бы он мог делать, что хотел... Он в раздражении огляделся.

- Мне это надоело, Густаво! Я устала…

- Мирта… - он, скривившись как от боли, поднял руку в успокаивающем жесте, но это не помогло. Наоборот, она словно подавилась словами, захлебнувшись от возмущения.

- Твоему поведению нет оправдания, куда ты ходишь, что запрещаешь мне пойти с тобой?

Он прекрасно знал ее. В подобном состоянии разговаривать с Миртой бессмысленно. Она не внемлет ни доводам рассудка, ни чему другому и любые слова только еще больше выведут ее из себя. Поэтому Густаво молча, отвернувшись от нее, направился в кабинет, чувствуя как гроза за спиной, разворачивается и движется за ним по пятам… Казалось странным, что его еще не поразили молнии, которые в огромном количестве могла извергать Мирта.

- Почему я всегда должна ждать тебя…

- Все, Мирта! - он остановился у дверей кабинета, - Я не намерен с тобой ссориться. Извини, но я хочу побыть один.

И, захлопнув за собой дверь, наконец оказался в одиночестве.

Он прочитал статью более внимательно. Конференция состоится через две недели, в Гранд Oтеле, регистрация участников обязательна. Если… В огромном возбуждении вскочив, он бросился к двери, но потом остановившись, Густаво развернулся и подошел к окну. Об этом лучше пока не думать. Он поедет на конференцию для встречи с врачами. Найдет нужных специалистов и поговорит с ними о случае с Миртой. Да, он поедет туда ради этого… А поскольку он будет в Лиме… Густаво закрыл глаза, вспоминая… Лицо, улыбку, мягкость губ, шелковую нежность кожи под его руками и запах, сводящий с ума запах жасмина… Дыхание сбилось и он судорожно выдохнул. Нет, все что он хочет это увидеть ее. Только увидеть…

- Лусесита…, - шепот ласкающий кожу, настолько тих, что на мгновение она решила, что ослышалась, а он, скользнув губами по щеке в ухо стоном выдохнул, такое чужое незнакомое для нее слово – любимая…, Мирта рванулась, отвернув лицо и практически с ненавистью почувствовала как он напрягся всем телом.

- Нет, Лусесита, нет, - протестующее зашептал он, пытаясь снова найти ее губы, но… вдруг остановившись, дернулся и откатился в сторону. Тишина оглушительно звенела между ними.

Резко встав, она вышла из комнаты.

На утро, встретившись в столовой, они вели себя так, словно ничего не произошло, и позже никогда не вспоминали об этом инциденте. Казалось, Густаво не мог понять, расслышала ли его Мирта, но больше она не приходила в его комнату.

Уже начало темнеть, когда вернулся Густаво. Насквозь промокший, натянутый как струна, с глазами пустыми и чужими, словно он рассматривал что-то далекое невидимое для нее. Она бросилась было к нему, намереваясь попросить прощения, сказать, что волновалась, но, наткнувшись на этот взгляд остановилась. Тогда Мирта испугалась, на минуту ней показалось, что он и правда сошел с ума. Но Густаво на удивление спокойно снял пончо и, не замечая ее, прошел в свою комнату, оставив Мирту цепенеть от ужаса. Предчувствие беды…

А сегодня второй день как он мечется в бреду. В начале она еще терялась в догадках о происшедшем, но когда он заговорил и в беспамятстве начал звать ее. Лусеситу, все встало на свои места. Прислушиваясь к несвязным беспорядочным фразам, она окаменела. Густаво не забыл ее. Он рвался в Лиму. Понимал, даже в бреду понимал, какое это безумие, он все равно его тянуло туда вопреки всему.

Мирта сжала зубы. Неужели теперь все окончательно пошло прахом. Она протестующее покачала головой. Время у нее есть и она, прислушивалась, протирала холодным полотенцем лоб Густаво.

Опять звал ее. Мирта почувствовала очередной приступ ненависти, настолько сильный, что пришлось стискивать зубы, чтобы не сорваться, не поддаться ярости. Эта женщина… А по началу она считала, что получила все к чему стремилась: пользуясь мнимой болезнью увезла Густаво далеко от Лимы. Она практически заставила его женился на ней. И теперь он считал ее законной супругой. Мирта победила. Да, она была почти счастлива. Ей казалось, что до окончательной победы рукой подать. Но дальнейшее…

Да, со стороны казалось она получила все. Но главное ей не принадлежало. Как и прошлый раз. Но тогда он бредил мифической женщиной из прошлого, которую несмотря на все свои усилия не мог вспомнить. Сейчас же Густаво точно знал, какая женщина ему нужна и это была не Мирта.

Положив компресс на стол, она прошлась по комнате и, обернувшись, посмотрела на кровать. Если бы он знал, чего ей стоили эти утренние прогулки, эти бесконечные часы, когда она мерила шагами комнату и ждала, что он вернется обратно. В такие мгновения время словно замирало на месте и стрелки с огромным трудом двигались по кругу. Он уходил в горы, а ей чудилось, что он уходит к Лус Марии. Это было абсурдно, нелепо, но она чувствовала, что эти часы безраздельно принадлежат женщине, которую он оставил в Лиме.

Скривившись, Мирта дернула головой и села в кресло, стоявшее напротив кровати. Сжатые руки на коленях нервно подрагивали. Рассеянный свет от накрытой шалью лампы замысловатыми узорами раскрасил спальню и, падая на лицо Густаво, он, казалось, едва касался кожи. Очерчивая тонкими штрихами лицо, свет терялся в причудливых тенях залегших под глазами и у носа. Мирта ощутила, как пьянящее чувство поднимается со дна сердца, охватывает ее, распространяясь звенящим обжигающим зноем, окружает всю комнату. Густаво принадлежит ей. Да, ласково поглаживая шею, Мирта продолжала рассматривать спящего, она не собиралась отдавать то, что когда то смогла получить такой ценой и с таким трудом. Она заплатила слишком большую цену.

Но самое невыносимое, что она не смела, не могла обвинить его в измене. Она не имела возможности запретить ему думать о другой. Жизнь Мирты с некоторых пор была подчинена ежеминутному, ежесекундному контролю. Предполагалась, что она ничего не знает. Тот случай в спальне еще можно было списать на глупый сон, на обычное влечение мужчины к хорошенькой женщине, но обвинения, брошенные в лицо, от них так легко не отмахнуться... И она держала себя в руках, мучаясь от ревности и сходя с ума от его безразличия. Но рисковать было слишком опасно. Мирта уже не была в нем уверена. Она не знала, как поступит Густаво, если поймет, что беречь ее от известия о его любви к другой женщине нет необходимости. Не могла она поручиться, что он тут же не почувствует себя свободным от всех уз и не бросится обратно в Лиму, искать Лус Марию.

А конференция, Мирта была абсолютно уверена, что Густаво заинтересовался этой новостью. Он наверняка захочет посетить ее, попытается поговорить с врачами, в надежде вылечить Мирту. Конечно, если она будет здорова, он посчитает, что руки у него развязаны и без малейшего сожаления и угрызений совести оставит ее. Ради Лусеситы.

Мирта встала и пройдясь по комнате остановилась у окна. Ситуация полностью выходит из-под контроля. Ей надо попробовать удержать Густаво от поездки, а если не удастся, а скорее всего так и будет, сделать так чтобы он не нашел Лусеситу. Да. Она снова бросила взгляд на кровать и усмехнулась. Даже если он и вернется в Лиму, ее он не найдет. А с конференцией она что-нибудь придумает.

Новость Густаво сообщил уже в конце завтрака, после того как Марита ушла в свою комнату. Предусмотрительно. Мирта, теребя в руках вилку, внимательно и словно бы удивленно взглянула на Густаво. Итак, он собирается ехать. Придется начинать игру.

- В Лиму? Чего ради, Густаво? Ты еще не пришел в себя после болезни, а мне ... ты же знаешь, как я себя чувствовала в этом климате.

Она судорожно вздохнула, приложив руку к груди, словно опять ощущая боль, и из под ресниц бросила взгляд на Густаво. Безрезультатно. На него это не произвело впечатления. И уже не в первый раз... Очень плохо.

- Именно поэтому я поеду один, - Он сделал глоток кофе и посмотрел на Мирту, спокойно уверенно встретил ее взгляд... Очень, очень плохо.

- Это будет короткая деловая поездка. Не хочу утруждать тебя и Марию Росу таким переездом.

- Но ты хотя бы объяснишь ради чего? - напрасный вопрос. Он не слушал ее, сосредоточенно думая о чем-то своем.

Мирта сжала губы, на мгновение зажмурившись, помолчала пару в секунд, успокаиваясь и уже спокойно позвала.

- Густаво! - и после того как он поднял на нее глаза, спросила, - я хочу, чтобы ты сказал, ради чего.

- Мирта, я уже говорил, - легкое раздражение скользит в голосе, - это деловая поездка. Подробности тебе будут не интересны. Энрике пишет, что мое присутствие необходимо.

Она уже знала, видела по его поведению, что все попытки отговорить бесполезны, но почему-то упрямо продолжала.

- Энрике до этого хорошо справлялся, он не нуждался в твоем присутствии.

- Это так, но дело в том, что на кое каких бумагах требуется моя подпись.

Мирта подалась вперед.

- Но их можно переслать сюда.

Густаво покачал головой и, сделав последний глоток, поставил чашку на стол.

- Их надо еще согласовывать, пересылка займет слишком много времени.

Он говорил таким безразличным тоном. Как хорошо лгал. Мирта стиснула кулак, серебряная ручка изящной вилочки больно врезалась в ладонь.

- Давай хотя бы отложим поездку, пока ты не оправишься окончательно.

- Я прекрасно себя чувствую…

- Но, Густаво, я против! Считаю...

- Мирта…, - она знала и ненавидела этот его тон. Пять лет назад Густаво так же говорил с Анхелиной, когда та ему смертельно надоедала. А это значит настаивать на отмене поездки бессмысленно. Он сделает так, как собирается.

- Хорошо, дорогой, я прикажу Офелии собрать вещи.
Она уже намеревалась встать, но Густаво остановил ее.

- Нет, Мирта, - бросив салфетку и, поднимаясь из-за стола, сухо проговорил он, - я уезжаю один. Завтра.

Густаво стремительно вышел из столовой, И Мирта услышала, как хлопнула парадная дверь. Она в бессильной ярости бросила вилку, которую до сих пор сжимала в руке на стол, тарелка протестующе звякнула. Дрожащей рукой теребя ворот платья, дотронулась до горла, там где, сбиваясь с ритма, бился пульс. Нет, отговорить не удастся, надо ехать с ним. Отпускать его одного.... Нет, этого нельзя делать. Она слишком далеко зашла.

ПРОДОЛЖЕНИЕ см. НИЖЕ

Закрыв глаза и с облегчением откинувшись на мягкие подушки дивана, Густаво прислушивался к стуку колес. Завораживающие и не на что не похожие, звуки железной дороги всегда дарили ему надежду, вот и сейчас под четкий перестук он успокаивался, чувствуя, как спадает многодневное напряжение, и узлом завязанные нервы расслабляются, по мере того как поезд увозил его все дальше от усадьбы. Он был свободен. Свободен…
И паровоз то натужено пыхтел, взбираясь в гору, то радостно гудел, катясь вниз по склону.

Уехать одному, оставив Мирту с девочкой в горах, оказалось делом огромной, просто неимоверной сложности. Мирта несколько раз возвращалась к разговору, планируя совместную поездку, отказываясь понять, что он желает поехать один и с утомительным упрямством настаивала на своем. Ему пришлось выдержать не один спор, отстаивая свое желание поступить, так как он хочет. Сложнее всего пришлось из-за того, что Густаво не мог объяснить ей причину такого решения. Поездка сама по себе была безумием, и стала бы безумием вдвойне, согласись он взять с собой Мирту. К тому же после Лимы, в этом климате ей стало значительно лучше, приступы больше ее не беспокоили, и Мирта выглядела практически здоровой. В этом Хулио был прав, горный воздух был идеален для ее больного сердца. И Густаво не собирался подвергать ее здоровье риску из-за своего помешательства. В результате во время их последнего разговора, он, потеряв терпение и исчерпав доводы, воспользовался правом мужа и категорически запретил Мирте ехать с ним. Придя в ярость, она, громко хлопнув дверью, вылетела из его комнаты. Расстались они крайне холодно.

Поезд выехал из тоннеля и Густаво, достав из нагрудного кармана, последнее письмо Энрике, еще раз бегло просмотрел его. Надо будет воспользоваться тем, что он будет в Лиме и уладить некоторые проблемы, скопившиеся за время его отсутствия.
Поезд, замедлив ход, отдуваясь, затормозил, чтобы через пару минут тронуться снова. Густаво наклонился к окну, рассеянно высматривая на перроне название станции. Он выехал заблаговременно. Паводки были непредсказуемы, и движение часто и на неопределенный срок останавливалось. Но пока все складывалось удачно, и если все пойдет так и дальше, то завтра с утра он прибудет в Лиму. До конференции еще два дня….. А это значит… Густаво опять откинулся назад и закрыл глаза…

Лусесита, Лусесита, Лусесита… Где ты сейчас?

Поразительно. Он так мало знал о ней самой, о ее жизни, семье, о окружающих ее людях. Как это возможно… Ничего не знать о женщине, за несколько месяцев ставшей центром его вселенной. Солнцем, вокруг, которого в безумном танце кружились все его помысли и желания. Как это могло случиться? Несмотря на все, что стояло между ними, он отчаянно нуждался в ней. Ему необходимо хотя бы на мгновение ощутить ее нежность, тепло рук… Спазм, сдавивший горло, мешает дышать.

Тягучей вязкой волной накрывает воспоминание: Аромат… Густаво заставляет потерять голову именно он - жасмин, которым пахнут ее волосы. Лусесита стоит совсем близко, и пальцы у него чуть подрагивают, когда он застегивает застежку цепочки у нее на шее.
Наконец та поддается и, поправляя цепочку, он легко касается ее кожи. Тело моментально реагирует… и начинается падение в бездну. Руки дотрагиваются до волос, скрученных в узел, и, расправляя их, замирают. Это прикосновение и было ошибкой, Густаво тотчас же поплатился за нее, когда его окутал чувственный аромат жасмина и, вдыхая этот запах, он не может устоять. Желание…. Оно сметает все на своем пути, так что мысли, до этого плясавшие в безумном хаотичном хороводе, уносит жаркой волной страсти. Наклонившись, он зарывается лицом в пахнущие жасмином волосы. И тонет… Мир меркнет, тускнеет и остаются только его ладони на ее плечах, плавной лаской спускающиеся вниз, обнимающие за талию, Лусесита спиной прислонившаяся к его груди; сладкое дурманящее ощущение близости ее тела, по которому волной проходит крупная дрожь, и, достигнув его ладоней, передается ему, заставляя наклониться еще ближе.... А желание течет по венам расплавленным огнем и сумасшедшим ароматом жасмина.

Резкий паровозный гудок.... Лусесита тает, легкой дымкой ускользая из его объятий и в руках Густаво остается только смятое письмо Энрике, а паровоз, не переставая гудеть, мчится сквозь зелень лесов к Лиме. К Лусесите...

Густаво, разжав кулак, расправил письмо. Глаза цепляются за фразу:

И поцелуйте от меня Марию Росу, босс. Передайте нашей принцессе, что я по ней очень скучаю.

Письма Энрике мало отличались от его же телеграмм: официальные сухие и только приветы Марите отдавали той теплотой, которая была всегда между ними.

Но ничего не мог поделать с надеждой, которую рождало в нем новое еще не открытое письмо. И, вскрывая конверт, попутно пытаясь унять дрожь в пальцах, он знал, что через несколько минут наступит опустошение, заставляющее его замирать в неподвижности, потому что казалось, любое движение несет в себе боль.

Он убрал письмо в карман.

Лусесита... Где же тебя искать.

Маловероятно, что она осталась в доме после его отъезда. Вся надежда на Энрике. Он должен знать, куда ушла Лусесита. Да, Энрике поможет ему в поисках. Он поймет... поймет.
Паровоз, весело загудев, в очередной раз начал тормозить, и на перрон громко и взволнованно переговариваясь высыпали празднично одетые по случаю поездки крестьяне.

***

Дверь открыла седовласая пожилая женщина, спешно поправляющая накрахмаленный передник. Едва наклонив голову в скупом приветствии, она глухим низким голосом будто бы сердито спросила:
- Синьор Гонсалес?

И не дожидаясь ответа, представившись Дорой, она сообщила, что получила вчера его телеграмму, но поскольку та пришла слишком поздно, она не успела как следует приготовить его комнату. Густаво вошел и, осматривая притихший дом, молчал. Дора постояв некоторое время рядом, не выдержала.

- Сеньор? - выжидающе спросила она.

Густаво вздрогнул и, попытавшись улыбнуться неприветливой женщине напротив, уверил ее, что все в порядке. Отдал ей шляпу и прошел в гостиную.

Пусто. Вопросительно оглянулся на Дору.

- А где Энрике?
- Сеньор Энрике уехал по делам, куда-то на север страны, еще вчера с утра. Вашу телеграмму принесли после его отъезда.

Густаво про себя чертыхнулся.

- Куда?
- Он не сообщил.
- И как надолго?
- Сеньор Энрике только сказал ждать его примерно через неделю…

- Спасибо,… Дора? - уточнил он ее имя, - Я схожу наверх переоденусь, а ты, будь добра, через полчаса принести кофе в кабинет…

В кабинете за полгода мало что изменилось… только на столе, где раньше работал он, все сплошь личные вещи Энрике. Но две знакомые рамки для фотографий, Густаво с Марией Росой выбирали их вдвоем, они стояли на том же месте, где в свое время Густаво поставил снимок дочери. Обогнув стол, он с удивлением увидел на первой фотографии себя с Маритой. Энрике… Энрике… Густаво, усмехнувшись, перевел взгляд на вторую фотографию и застыл.

Галстук вдруг стал необычайно тесен, и он рывком ослабил его. На снимке были изображены трое. Весело улыбающийся, даже на фотографии, Энрике и незнакомый серьезный мужчина, а между ними стройная немного грустная девушка. Изысканно одетая, с фотографии на него смотрела Лусесита. Словно о чем-то задумавшись, она напряженно рассматривала что-то позади фотографа.
Схватив фотографию, он упал в кресло. На самом дне души, зашевелившись, вздохнуло чудовище, едким дыханием отравляя кровь, и яд просочился в сердце.

Мужчина рядом с Лусеситой. Кто он? Густаво видел его впервые. Но он уловил, то, что невольно смог запечатлеть фотограф, Энрике и Лусесита стояли просто, прямо, мужчина же был словно развернут к Лусесите, он был не сам по себе, он был РЯДОМ с ней и остро всем своим существом ощущал это, хотя и смотрел на фотографа.

Густаво, положив на стол фотографию, со злостью оттолкнул ее от себя, взглядом не отпуская лицо незнакомца. Это все его воспаленное воображение. Мужчина мог быть любым из знакомых Энрике. Лусесита молодая, красивая и она… Он, закрыв глаза, сглотнул ком подступивший к горлу. Она свободна. Почему же кто-нибудь не может в нее влюбиться. На что он надеялся? Что никто не посмотрит в ее сторону. Нелепо... Или Густаво надеялся на то, что она... Он опять взял фотографию, всматриваясь в ее черты. Лусесита…
Дотронулся до фотографии, скользнув пальцами по ее фигуре. Лусесита… Холодное стекло равнодушно блестело. Взгляд опять упал на мужчину. Теперь ясно, приезжать сюда было большой глупостью, поддавшись оглушившим его чувствам, он не подумал о последствиях. Что он ей скажет, когда Лусесита спросит, зачем он вернулся? Что ответит на вопрос, почему он врывается в ее жизнь, после того, что произошло… Она же говорила, что его отъезд все разрушит.

И вот оно... Все разрушено и не построить заново… Уже не построить. У него есть Мирта, он связан с ней. Что сейчас он может предложить Лусесите? Ничего... Ничего из того, что бы она согласилась принять...