Слова Энрике не на шутку встревожили ее:
- Модеста, скажите, пожалуйста, где Серхио?

- Он в парке, с Лусеситой.

- Модеста! Вернулся сеньор Густаво, он ищет Лусеситу… Я вынужден был дать ему адрес… Он был непохож сам на себя. Босс уже приходил?

Женщина растерялась:
- Сеньор Густаво? Сюда? Я не знаю… Подождите минутку, - и она обернувшись, обратилась к девушке, вытиравшей пыль со стола. - Глориа, скажи, никто не приходил? Не искал сеньору?

Девушка, с удовольствием отвлеклась от своего занятия и бросила любопытный взгляд на Модесту.

- Да, приходил… И это было очень странно... Сеньор, который искал компаньонку или служанку по имени Лусесита. Я сказала, что так зовут сеньору. Он очень удивился и захотел ее увидеть, отказался подождать и пошел за ней в парк. Это сеньор с фо…

Но Модеста уже не слушала ее.

- Матерь божья! – она опять взяла телефонный аппарат. - Он был здесь, сеньор Энрике, спрашивал Лусеситу и пошел за ней в парк.

- Модеста! Это плохо…

- Ай, я знаю, знаю... Но что же делать?

- Но не это самое плохое. Я говорил с Миртой, она угрожала, Модеста, и прямо сказала, что избавится от Лусеситы, если потеряет сеньора Густаво. Я не знаю, как поступить. Я не могу рассказать все боссу… Если бы вы ее видели. Она способна на все. А босс… он тоже словно не в себе. В этом доме все словно помешались! Только мы с Маритой пока в своем уме…

- Матерь божья, - снова повторила потрясенная Модеста. - Лусеситу сейчас ни в коем случае нельзя волновать. Как не вовремя. Надо поговорить с Серхио. Он придумает, что делать. Но их нет слишком долго. А если что-то произошло!? Я до сих пор с содроганием вспоминаю прежние ссоры сеньора Густаво и Серхио. А что будет сейчас… Я боюсь даже подумать.

- Модеста, я уже иду к вам… Модеста?!

- Я здесь, сеньор Энрике. Не надо приходить. Я, кажется, слышу их голоса, и вроде бы и Лусесита и Серхио оба спокойные. Ничего не произошло. Вы оставайтесь дома и ждите сеньора Густаво, если он их видел, я думаю… - она помолчала. - А Серхио я сама все расскажу.

- Да-да, Модеста вы правы…

И связь прервалась. Модеста, несколько раз вздохнув, и игнорируя любопытные взгляды, которые бросала на нее Глориа, пошла навстречу Лусесите и сыну.

Как он добрался до дома, Густаво не помнил. Все чувства словно разом исчезли, пропали. Он весь исчез, и осталась только пуская безразличная ко всему оболочка. Ощущение пустоты оглушало его.

Густаво вдруг осознал, что стоит посреди гостиной, а Дора встревожено обращается к нему по имени. Не слушая ее, быстро пересек комнату и, ворвавшись в кабинет, захлопнул за собой дверь. Силы оставили его и он, прислонившись к двери спиной, закрыл глаза. Вся чудовищность непоправимость и необратимость ситуации разом обрушилась на него. Опустошение владевшее им несколько минут назад казалось спасением, и он силой мысли попытался вернуть ее, но мог. Хуже всего были мысли - черные, грозовые они кружились над ним. И в этих мыслях Лусесита и Серхио… Лусесита и другой мужчина… Он, почувствовав, что не выдерживает, зажмурился еще сильнее, стараясь изгнать их прочь. Но тут в дверь постучали. Он не ответил, стук повторился снова.

- Кто там? – Густаво не узнал свой голос. Глухой, без малейшего проблеска жизни, он царапал слух своей безжизненностью.

- Босс, это я. Можно войти?

- Не сейчас, Энрике…

- Я думаю, нам надо поговорить… Прошу Вас…

- Я сказал - не сейчас!

- Босс, поверьте, нам СТОИТ поговорить. Послушайте меня…

Густаво оттолкнулся от двери.

- Входи…

Прошел и, сев в кресло, прикрыл глаза рукой.

Энрике, протиснувшийся в приоткрытую дверь, затворил ее за собой и, с опаской взглянув на Густаво, положил бумаги, которые держал в руках, на стол. Повернулся к нему.

- Вы в порядке, босс? Выглядите Вы, честно говоря, не очень... Что-то произошло?

Густаво молчал.

- Сеньор Густаво…

- Ты… знал?

- О чем, босс?

- О ребенке... Ты знал… что Лусесита…. ждет… ребенка?

Слова давались с трудом и приходилось прилагать усилия, чтобы вытолкнуть их… Произнести вслух… Словно он в одночасье разучился говорить, а чужой голос произносящий эти слова, делал их еще более дикими, абсурдными и невозможными.

Энрике поджал губы:

- Да босс, конечно.

Почувствовав, что задыхается, Густаво рывком сорвал галстук, но это не помогло, и он с яростью рванул ворот рубашки. Послышался звук рвущейся материи, пуговица отлетела, и он, наконец, смог вдохнуть. Но и это не принесло облегчение. Воздух неровными рывками врываясь в легкие, жег огнем.

- Сеньор Густаво, о том, что Лусесита ждет ребенка стало известно через неделю после вашего отъезда.

Слова Энрике очень медленно пробивались сквозь агонизирующую пустоту, заполнившую все вокруг. Потребовалось много мучительных минут или может часов, чтобы он до конца осознал смысл сказанного. Потрясенно поднял глаза на Энрике. На немой невысказанный вопрос тот кивнул.

- Да, сеньор…

Закрученная до отказа за все эти дни, спираль резко разогнулась, и тело пронзила острая нестерпимая боль. Не в силах выдержать ее, он вскочил… Комната завертелась перед глазами, закружилась в безумной сумасшедшей пляске, запульсировала, как недавно в парке, стуком крови отдаваясь в висках, и только Энрике, внимательно наблюдающий за ним и находящийся в самом центре этого хаоса, остался неподвижен.

Внутри что-то оборвалось… Он опят сел. Побелевшие пальцы впились в край стола.

- Почему ты не сообщил мне сразу же?

- Я не мог. Вспомните, Вы уехали, не оставив адреса. И потом в первом же письме сообщили о женитьбе. Этим Вы хотели поставить окончательную точку.

Энрике осуждающе смотрел на Густаво:

- Вы сделали ошибку, босс, но я бы все равно написал, однако…, - он подошел ближе и, остановившись перед столом, бездумно взял лист лежавший на краю, - Лусесита… Она мне не позволила. Она взяла с меня слово. Вы бы видели ее тогда, после вашего отъезда. Я не мог... не мог сделать ей еще хуже, - Энрике запнулся, - она сказала, босс, что Вы сделали выбор, что Вам не нужна она...

- Замолчи… - слова причиняли боль.

- ...что Вы отказались от нее. А значит, сказала Лусесита, ребенок ничего не изменит...

Резко вскочил. Кресло от его движения зашаталось.

- Замолчи… не ужели ты не видишь... – он с силой прижал ладони к глазам.

Энрике, нервно теребя взятый со стола листок, взглянул на Густаво.

- Вижу, босс, но я видел и Лусеситу. Когда вы с девочкой уехали, она… словно умерла. Этот ребенок вернул ей силы жить.

- Ты должен был мне сообщить.

- Нет! – и настолько спокойным и неожиданно уверенным был этот ответ Энрике, что Густаво удивленно поднял голову, взглянув на него. - Я Вам много раз повторял, что Вы делаете ошибку, но не хотели меня слушать.

- Ты должен был! – Густаво стукнул по столу раскрытой ладонью и Энрике испуганно дернулся от звонкого как пощечина звука. - Ведь ты знал, что она моя жена! Знал… и молчал! Ты допустил, чтобы это продолжалось…

- Вы знаете, босс? Вы все вспомнили?

- Нет... нет… - расстроено махнул рукой. - Приехав в Лиму, я встретил человека, который знал меня, он и рассказал мне... Сказал, что я женат на Лусесите.

Густаво в упор взглянул на взволнованного Энрике:

- А ты все знал... Я только недавно понял, почему ты так резко изменил поведение. Почему так и не ушел в тот день, когда застал нас с Лусеситой в кабинете. - Он наклонился вперед, обеими руками упершись в стол. - Почему отошел в сторону, и позже всеми силами подталкивал меня к ней. Ты узнал, что она моя жена. Так может объяснишь мне, какого черта ты ничего не сказал? Почему молчал? Почему все молчали?!

Густаво практически кричал, наклонившись вперед, прожигая Энрике взглядом насквозь. В ответ тот смущенно отвернулся, потом опять взглянул на Густаво и, нервно сжимая и разжимая руки, прошелся по кабинету.

- Я не мог. Модеста взяла с меня слово молчать...

- Почему?

- Я... нет, простите, не могу сказать. Не я должен это сделать…. Такая ответственность...

- Энрике!

- Нет, это не моя тайна и не мне ее раскрывать… - он, приняв окончательное решение, повернулся и твердо посмотрел на Густаво.

Густаво выпрямился:

- Ты не находишь, что это глупость. Из-за ваших тайн я прошел все круги ада… Я передумал все, что только можно… - запнулся. - И что нельзя… Вы не подумали, что мне может грозить за двоеженство? - указательный палец ударил в сторону Энрике. - Не подумали, что было с Маритой все это время? И Мирта теперь точно не оправиться от такого удара… А у вас какие-то детские нелепые тайны!

- Сеньорита Мирта прекрасно это выдержит…

- Ты слишком жесток, Энрике. - Густаво махнул рукой и засунул руки в карманы брюк. - Но я все еще жду!

Секретарь в смущении покачал головой.

- Босс, простите, я не могу... Вы знаете, как я к вам отношусь, но тут я бессилен. Если бы решение завесило от меня, - он сделал шаг вперед, нервно потирая руки и подходя вплотную к столу, за которым стоял Густаво, взволнованно сказал, - я бы Вам все рассказал еще тогда. Я просил у Лусеситы разрешения сделать это, но она запретила. И я мог только уговаривать Вас слушаться своего сердца, но Вы меня не услышали.

Пока Энрике говорил, Густаво чувствовал, как пружина внутри него опять начинает сжиматься, заставляя дрожать от напряжения.

- Лусесита не хотела признаться из-за того мужчины... Не хотела из-за... Серхио?

- О чем вы говорите, босс?

- Я о Серхио, сыне Модесты. Я видел их в парке.

- Нет сеньор, - Энрике отрицательно покачал головой. - Серхио вернулся уже через месяц после вашего отъезда. Его вызвала мать… Понимаете, Лусесита... Когда вы с девочкой уехали, мы волновались за нее. А Серхио он же врач, очень хороший…и еще он ее друг.

- Он любит ее?

Энрике отвернулся и смущенно поправил галстук:

- Не знаю... Возможно... Мы никогда не говорили с ним об этом. Лусесита замужем и Серхио это знает.

- Но между тем они прекрасно проводят время вместе, - Густаво ощутил как и без того учащенный пульс забился яростнее. - А я предположительно должен жить в усадьбе, считая своей женой Мирту! Не знаю, какие у вас должны быть причины, чтобы придумать такую чудовищную вещь, но они должны быть очень убедительны! ОЧЕНЬ!

- Босс, что я могу сказать....

- Только правду, Энрике… Если бы я не приехал, вы мне так бы и не сказали о ребенке? Не сказали о том, что это мой ребенок! Мой! А Лусесита моя жена! Вы собирались это всю жизнь скрывать? Господи, как она оказалась способна на такое!

Энрике быстро повернулся к нему:

- Вам не в чем упрекнуть Лусеситу, сеньор, поверьте, если бы Вы только знали… Если бы я мог... Но Вы должны знать одно: она вас любит... Любила...

- Любила?!

- Видите ли, после вашего отъезда... Я уже говорил, мы опасались за ее рассудок. Она как помешалась, но потом стало известно о... о том, что она ждет ребенка, и Лусесита вроде бы оправилась... Но она никогда не упоминает Вас, сеньор, о Марите она говорит, а о Вас нет… Простите, босс, что я это говорю, но она словно бы похоронила Вас. - И видя потрясенное выражение на лице Густаво, Энрике заторопился. - Нет, точнее сказать… Вас словно не было в ее жизни. Понимаете? Серхио говорит, что это защитная реакция организма на стресс и боль. Что только так она смогла справиться с потерей и сохранить рассудок. И она почти счастлива, этот ребенок стал ее смыслом жизни. Ей сейчас хорошо.

- Господи, Энрике! И вы все равно продолжали молчать?

- Да... в последнем разговоре.... о Вас... Лусесита просила нас ничего не говорить. Она потребовала это, сеньор.

Отвернувшись, Густаво подошел к окну.

- Сеньор?

- Энрике, оставь меня, оставь! Я сейчас… Просто уйти!

- Простите, босс...

Он вышел, тихо затворив за собой дверь.

Серхио вскочил и нервно заходил по кухне. Модеста со своего места с волнением следила за ним.

- Так значит он вернулся!

- Да, сынок, похоже он не смог жить вдали от нее.

- Но ведь он женился на Мирте! И, несмотря на это, вернулся и ищет Лусеситу. Зачем? Что он хочет от нее сейчас? Если считает себя женатым человеком. Мама, Вы же знаете - это чудо, что Лусесита не потеряла ребенка, возвращение этого сеньора…

- Сынок, помни, он ее муж.

- Да, но он-то этого не знает! – Серхио остановился и повернулся к Модесте. - Что он может сейчас предложить ей? Мама?! И как это воспримет Лусесита.

Под его взглядом она опустила глаза на сложенные перед собой руки, а Серхио ухватился за спинку стула.

- И это не все, Серхио, вспомни о Мирте…

- Эта женщина, - он стукнул по столу кулаком, - она способна навредить Лусесите, что будет если… - он запнулся и, сжав зубы, опять заходил по кухне, потом решительно повернулся к Модесте.

- Они должны уехать!

- Сынок!

- Мама, вы не видите - это единственный выход! – Серхио бросился к Модесте. - Если сеньор Густаво узнает правду, это может навредить ему, помните об этом. Но даже если он воспримет новость спокойно, он не простит Мирту, Вы это знаете, и тогда она нанесет удар по Лусесите… А если ему ничего не рассказать, что он сделает? Встретится с ней и опять уедет? Или предложит Лусесите роль его содержанки? Любовницы? Как она отреагирует на любое из этих предложений? Вы думали, мама?

Под его взглядом Модеста встала и, отвернувшись, подошла к плите, где начала переставлять посуду.

- Но может он захочет остаться с Лусеситой… Ребенок…

- Это не поможет. Подумайте, мама, на что, потеряв сеньора Густаво, будет способная ЭТА женщина!

- Я знаю, знаю ситуация очень запутанная. Но что мы можем сделать…

- Моя королева, я не узнаю Вас, вспомните речь идет о Лусесите, – он подошел к Модесте и, взял за плечи, мягко повернул к себе, взглянул в глаза. - Мама, она вам как дочь, мне как сестра... И Вы предлагаете стоять в стороне, когда дорогому для нас человеку могут причинить вред? Ваше равнодушие меня удивляет.

- Нет, конечно, нет… Ай, как ты мог такое подумать! - Модеста отошла от сына, взволнованно теребя передник.

- Тогда Вы должны понимать - сеньор Густаво должен уехать и забрать с собой медсестру. От нее исходит основанная угроза.

Модеста повернулась и посмотрела на сына.

- Он - муж Лусеситы. Мы не имеем права запретить ему… А потом ты знаешь его… Как сеньор Густаво отреагирует на такое категоричное требование? Я боюсь даже подумать...

- Да, но можно не запрещать ему, а … попробовать отговорить. Мне надо подумать… Надо найти выход.

И Серхио опять заходил по кухне.

Уже второй раз за день спешил он этой дорогой. Торопливо шагая в сторону дома Лусеситы, Густаво чувствовал, что напряжение, в котором он находился в последние дни, достигло наивысшей точки. Он уже не выдерживал, словно струна перетянутая неумелыми руками подмастерья, небольшое усилие и когда пальцы музыканта ударят по ней, струна порвется. Абсурдная ситуация переполненная ложью и недомолвками выводила его из себя. Безумию, творящемуся вокруг, надо положить конец. Сегодня он был твердо намерен встретиться с Лусеситой, встретиться, чтобы ему это не стоило. Полгода ада… Из-за чего? Причины. Густаво нужны были причины, из-за которых она не сказала ему ни слова.

«Сеньора Гонсалес»… Густаво еще раз вспомнил, как назвала ее та бестолковая девушка. Что ж, по крайней мере она жила под его фамилией. Это хоть немного, но успокаивало.

Преодолев последний квартал, Густаво свернул на улицу, где находился ее дом.

Он был в нескольких метрах от входа, когда дверь распахнулась, как в прошлый раз, и на улицу вышел мужчина. Он повернулся в сторону Густаво, и, подняв глаза, застыл на месте. Серхио… Замерев, тот несколько мгновений рассматривал подходящего Густаво, потом очнувшись, прикрыл дверь, и, сцепив за спиной руки, остался стоять на месте поджидать его.

В упор рассматривая Серхио, Густаво заставил себя успокоиться. Взвинченное состояние не улучшит положения. Контроль, он не мог потерять контроль над собой, это могло дорого стоить. Вдобавок открытая ссора ничем хорошим не кончится.

- Сеньор Гонсалес – спокойным словно бы равнодушным тоном проговорил Серхио, когда Густаво подошел.

- А Вы.. Серхио?, - Густаво остановился напротив. - Простите, не знаю вашего полного имени…

- Косио, сеньор, Серхио Косио, – он так и стоял, с руками за спиной, не сделав попытки пожать ему руку, и продолжая загораживать Густаво вход в дом.

- Вы не очень то удивлены моим визитом… сеньор Косио.

- Нет, - Серхио пожал плечами. - Я уже знаю, что Вы вернулись… и так же знаю почему. Мне сообщил Энрике.

- Понятно… - Поступок собственного секретаря вызвал раздражение. Сжав губы и указав рукой на дверь за спиной Серхио, Густаво резко спросил.

- Я могу войти?

- Можно узнать зачем?

Неприязнь, подспудно ощущавшаяся до этого, начала сгущаться, концентрируясь между ними. Густаво совершенно не нравился оборот, который принимал разговор. И ему не нравилась позиция, которую занимал Косио в этой перевернутой с ног на голову ситуации и он совершенно… категорически не желал давать отчет о своих действиях человеку, который, Густаво был в этом уверен, пытался занять его место. Сделав шаг вперед и приблизившись вплотную к Серхио, он негромко проговорил:

- Чтобы увидеться и поговорить со своей ЖЕНОЙ. - И, не удержавшись, едко добавил. - Если Вы не возражаете, конечно.

Глядя прямо в глаза Серхио, он увидел, как зрачки у того удивленно расширились, и он пытливо рассматривал Густаво, словно увидел впервые.

Потом задумавшись, отвел взгляд и, пожав плечами, Серхио снова взглянул на Густаво.

- Что ж, вижу, эта новость Вам не повредила. Как Вам будет угодно, сеньор Гонсалес, но сначала прошу Вас… Нам надо поговорить.

Он и сделал приглашающий знак рукой.

- Если не возражаете, не здесь…

Неся в руках свернутые одеяла, Дора подошла к спальне сеньоры, но, услышав из-за неплотно прикрытой двери ее злой напряженный голос, в нерешительности остановилась.

- Когда, Офелия? Времени не осталось…

- Сеньора, я только узнала… Он хочет больше денег.

- Почему?

- Говорит, что Лусесита… она… беременна.

- Что?!

- Да, сеньора…Он говорит, что так не договаривались…

- Это его ребенок, это ребенок Густаво!

- Вы уверены?

- Конечно, кого же еще… Эта дура всегда любила только Густаво.

- Но тогда, сеньора… ребенок….

- Ты не понимаешь, теперь я точно должна избавиться от нее. У меня нет другого выхода.

Дора в испуге прикрыла рот рукой.

- Густаво все знает, Офелия, ему кто-то рассказал. Он знает, что его настоящая жена - она.

Выйдя из оцепенения, Дора поудобнее перехватила готовые вот-вот упасть из дрогнувших рук одеяла, и прислушалась снова. За дверью послышались какие то шорохи, и голос сеньоры заговорил вновь.

- Он ее отчаянно ищет и вот-вот найдет. Тем более, что Энрике знает где Лусесита. Я говорила с ним и думаю, пока он будет молчать. Но ребенок! Я не могу допустить, чтобы эта дура получила все…

- Но, сеньора, если… даже если ее не станет, Вы уверены, что сеньор Густаво останется с Вами, если он знает правду… Вы сами видели, каким он был в последнее время…

- Я сумею его убедить, я хорошо знаю Густаво. Если ее не станет, у него не будет причин бросать меня, тем более, если это нанесет вред моему драгоценному здоровью. Но даже если и нет. Главное, что он не достается этой мерзавке. Времени не осталось. Я заплачу любую сумму, которую он попросит. Но скажи ему, что если все не случится уже сегодня, денег он не получит! Ты поняла меня? Лусесита должна исчезнуть уже сегодня! Навсегда! Ступай и передай ему это!

Дора, развернувшись, быстро пошла прочь по коридору. На первом этаже она остановилась и, оглядевшись по сторонам, задумалась.

Дверь кабинета открылась и, выглянувший Энрике, заметил Дору:

- Дора, ты-то мне и нужна. Я хотел спросить, что случилось с фотографией? Той, которая стояла на моем столе? То есть… на столе сеньора Густаво…

- Которая из них?

- Та, на которой я и мои друзья.

- Сеньор, я давно хотела спросить, как зовут сеньориту с фотографии?

Энрике удивленно взглянул на нее.

- Это Лусесета… То есть сеньору зовут Лус Мария. Ах, Дора, Дора, - он вышел из кабинета и, мечтательно закатив глаза, нараспев сказал, - когда то я был влюблен в нее… отчаянно влюблен. Но… - он замолчал, - такие женщины как она, Дора, встречаются очень редко. Они прекрасны. Золотое сердце и чистая душа. Повезло тому, кто сумеет завоевать ее любовь.

Он опять взглянул на Дору:

- Так ты знаешь, где фотография?

- Дело в том, - она замолчала, - мне кажется, что …

- Дора?

- Видете ли, сеньор Густаво был в кабинете, а потом… - она в замешательстве и смущении взглянула на Энрике.

- Можешь не продолжать… - он вдруг улыбнулся и неожиданно для Доры подмигнул ей. - Может случиться, что все станет так как должно быть, и наконец в этот дом придет счастье.

Он развернулся и, весело напевая легкомысленную песенку, ушел в кабинет.

Дора еще раз с опаской огляделась и вошла следом за ним.

Остановилась у входа и, переминаясь с ноги на ногу, немного испуганно Дора смотрела на Энрике. Подняв голову от бумаг, которые уже взял в руки, он спросил/

- Да, Дора, ты что-то хотела?

- Сеньор Энрике… Мне кажется, Вы должны знать…

- Что?

- Я случайно услышала разговор сеньоры и Офелии… Случайно, сеньор! Я не уверена, что правильно поняла, но меня напугало то, о чем они говорили…

Она нервно теребила верхнее одеяло. Энрике, положив бумаги на стол, подошел к ней и, взяв ее за руку, усадил в кресло, сам сел напротив.

- Дора, ты правильно сделала, что пришла ко мне, между нами говоря, сеньорита Мирта опасная женщина. Расскажи… расскажи мне все.

Дора решительно вздохнула и заговорила:

- Она сказала, что Лусесита должна исчезнуть уже сегодня, иначе пусть тот человек не рассчитывает на деньги… Что она имела ввиду, сеньор?
Она, нервно сжимая пальцы, взглянула на Энрике.

- Что? – Он вскочил с кресла. - Что ты сказала?

Она медленно кивнула:

- Именно это я и услышала. Я не хочу быть замешанной в такую историю… Сеньор, но если она узнает…

Энрике забегал по кабинету.

- И именно сейчас, когда нет сеньора Густаво….

Он кинулся к телефону, Дора напряженно наблюдала за ним.

- Глориа? Позови пожалуйста сеньору Гонсалес… Нет! Серхио? Как не вовремя! Тогда позови Модесту. Быстрее, Глориа!

Он принялся ждать, барабаня пальцами по столу, а потом быстро и взволнованно заговорил.

- Модеста, куда ушла Лусесита?.... Понятно. А Серхио?

Дора прислушалась, но ей ничего не было слышно.

Энрике сбиваясь затараторил.

- Модеста, Модеста, если Лусесита вернется, никуда ее не отпускай! Слышишь меня, это очень важно, а я попробую найти сеньора Густаво или Серхио…

Он замолчал, а потом проговорил:

- Сеньор Густаво знает, он знает, что Лусесита его жена. Я уже иду. Когда вернется, никуда не отпускай ее, Модеста…

Приглушенный свет лился из множества искрящихся люстр, бросающих во все стороны брызги света, и, отражаясь от хрусталя на столах. Зайчиками плясал на матово поблескивающем серебре и белоснежных скатертях. Мимо столиков бесшумно скользили официанты, приглушенно играл рояль.

- Для начала позвольте мне задать Вам один вопрос, - Серхио с интересом, в котором Густаво без труда распознал профессиональный, смотрел на него. - Вы не помните меня, хотя мы хорошо знакомы. Но знаете, что Лусесита ваша жена. Как такое могло случиться?

Внимательно выслушал Густаво, кивнув в ответ, что-то напряженно обдумывая и вертя в руках портсигар. Оба молчали. Официант, проворно убрал со стола лишние бокалы, приборы, принес заказанное ими кофе, и, спросив - хотят ли сеньоры что-то еще, оставил их одних. Как только он отошел на достаточное расстояние, Густаво заговорил.

- Я тоже хочу задать вопрос. Вы сказали, что новость, о том, что Лусесита моя жена, мне не повредила. Почему?

- Почему? Потому что была определенная вероятность, что если Вы узнаете правду, Ваш разум этого не выдержит. Именно поэтому Лусесита и молчала.

Густаво откинулся на спинку стула, пораженно подняв брови.
- Что?! Простите, но Вы осознаете, что говорите? Я могу понять, что Лусесита… Но Вы? Доктор...

- Да, Вы могли сойти с ума. Такая вероятность действительно существовала. Если честно, - Серхио пожал плечами, - на мой взгляд, она была не велика, если не сказать - ничтожна, но Лусесита не хотела рисковать. Она волновалась за Вас.

- Конечно, и Вы не стали ее разубеждать, – злясь, заметил Густаво. - Все так хорошо складывалось…

- Сеньор! – раздраженно оборвал его Серхио. - Хочу напомнить, что меня не было в Лиме, когда все случилось. Я вернулся, получив письмо матери, когда Вы уже женились и уехали!

- Именно, я «женился и уехал»! – Густаво резко подался вперед, но, осознав, что говорит слишком громко, замолчал и уже чуть тише продолжил. - Из-за ваших тайн я, по сути, совершил преступление! Знаете, как это называется? Двоеженство! И это, между прочим, карается законом! Вы, вернувшись, и, зная, как обстоят дела, должны были прекратить этот цирк.

Он откинулся на спинку стула и насмешливо заметил:
- Уж Вас-то не должно было останавливать мое так называемое предполагаемое безумие!

- Со всем уважением, но меня в первую очередь интересовало состояние здоровья Лусеситы. А потом… в любом случае я не имел права вмешиваться. Ничтожная вероятность, что Ваш рассудок не выдержит все-таки существовала, и только Лусесита, как Ваша супруга, имела право решать. А она повторяю, она не хотела такой участи для Вас…

- И Вас это устраивало, верно? - перебил его Густаво. - Я далеко, и считаю своей законной женой другую женщину. Лусесита одна и фактически свободна... Вы хотели получить ее, воспользовавшись ситуацией...

Серхио усмехнулся:
- Сеньор Густаво, Вы меня не помните… Как и не помните нашей последней встречи, поэтому я расскажу Вам кое что. Когда-то Вы поблагодарили меня за то, что я сделал для Вас и Лусеситы…

Он остановился и, подбирая слова, продолжил:

- Я не сделал ничего… особенного, но все-таки, возможно, благородя моим… действиям Вы смогли быть с Лусеситой. Смогли жениться на ней, - Густаво внимательно слушал. - Не хочу, чтобы Вы заблуждались, я делал это не ради Вас, я делал это ради нее. Я любил Лусеситу, - он запнулся, - а она всегда любила Вас, сеньор. И я постарался помочь ей… стать счастливой. И тогда, в нашу с Вами последнюю встречу, я попросил Вас сделать ее такой. Сделать счастливой. И Вы обещали мне это.

Он замолчал, пристально рассматривая Густаво, потом перевел взгляд куда-то чуть выше его плеча и заговорил снова.

- Я понимаю, во многом, что произошло нет Вашей вины… обстоятельства, - он поморщился и, подавшись вперед, горячо зло продолжил. - Но знаете ли Вы… Осознаете сколько горя принесли Лусесите?

Густаво, пораженный этой вспышкой эмоций, молчал.

- Как бы я хотел повернуть время вспять, - продолжил Серхио, рассерженно постукивая ладонью по столу, - и никогда не делать… то, что я сделал. Лусесита бы страдала… Да… Но это обернулось бы во сто крат меньшей болью, чем ту, которую она испытала и испытывает до сих пор. По Вашей вине, сеньор.

Вскинув руку в протестующем жесте, Густаво раздражено заговорил.

- Доктор Косио, Вам не кажется, что Вы не можете обвинять меня в том, что я потерял память и никто, повторяю НИКТО, не удосужился рассказать мне правду. И уж поверьте мне, мою жизнь после потери памяти тоже никак нельзя назвать счастливой. А последние полгода и вовсе напоминали ад… Я готов принять упреки Лусеситы, но как ВЫ смеете обвинять меня?

Густаво подняв голос, перебил его:

- Ведь Вы, доктор Косио, могли прекратить все очень просто. Стоило только рассказать правду! Вы знали, что она не повредит мне. Но Вы не сделали ничего…

- Да, потеря памяти в какой то степени извиняет Вас сейчас, - возразил Серхио, - но Вы же не помните как познакомились с Лусеситой... – он горько усмехнулся. - Тогда у Вас не было этого оправдания.

- Что Вы хотите сказать?

- Вы сделали ее своей будучи женатым человеком, - Серхио взглянув на свои сжатые в кулаки руки, с трудом разжал их и опять посмотрел на Густаво. - Хотя нет, сеньор, Вы и тогда нашли себе оправдание, Вы назвали это любовью… Судьбой… Вы сказали, что так хотел Бог… Но она была чистой, светлой девушкой, сеньор, не знающей жизни, а Вы воспользовались ее наивностью и любовью к Вам. То, что потом обрушилось на нее, было целиком на Вашей совести...

- Свадьба... – Густаво, пораженный внезапным догадкой, вопросительно взглянул на Серхио, - так вот зачем нужна была та свадьба…

- Да, я хотел прикрыть ВАШУ ошибку.

- Может быть… - отмахнулся Густаво. - Но насколько я понимаю ситуацию, сомнительно, что я просил Вас об этом! – иронично закончил он.

- Но Вы ничего не делали, чтобы защитить ее. Лусесита осталась одна против … - Серхио замолчал и его взгляд упал на нетронутое кофе. Он сделал глоток и, стараясь сохранять спокойствие, заговорил:

- А то, как Вы уехали полгода назад. Вы оставили ее. Бросили…

- Доктор Косио, мне надоели Ваши упреки. Я повторяю, что никогда не сделал бы ничего подобного, если бы знал правду. Но в той ситуации мне сложно было принять другое решение. Я считал, что знаю Лусеситу всего несколько месяцев, и с другой стороны Мирта, которая больна, и которой я обязан всем. Вы считаете, что поддаться страсти к женщине, которую совсем не знаешь и забыть о долге достойный поступок? Или Вы думаете, мне было легко принять такое решение? Отказаться от того, что я желал больше всего на свете? Да! Я не помнил Лусеситу, но я снова полюбил ее. Вы не представляете…

- Нет, это Вы не представляете, сеньор. То, что Вы сделали в этот раз в тысячу раз хуже всего остального! Уехав вместе с девочкой, Вы убили Лусеситу. Она ничего не чувствовала, не хотела. Она просто умирала у нас на руках. Ее рассудок полностью помутился, если бы не беременность…

Серхио замолчал, и практически зашипел:

- Этого я Вам тоже не прошу, как Вы могли уехать после... - он опять запнулся и, нагнувшись вперед бросил Густаво в лицо, - это подло и низко…

- Я понимаю, что поступил…

- Я не собираюсь Вас больше отчитывать, сеньор, достаточно, - прервал его Серхио. - Я не могу Вам запретить встретиться с Лусеситой, она Ваша жена. Но я, если хотите, умоляю Вас всем, что в Вас осталось светлого. Ради нее… Не бередите рану, она почти затянулась, неужели Вы не видите? Вы приносите Лусесите только боль и страдания. После себя Вы опять оставите выжженную пустыню, и неизвестно сможет ли она сейчас это пережить.

- Я не собираюсь оставлять Лусеситу, - качнул головой раздраженный Густаво, - и не надейтесь!

- Я Вам не верю, сеньор Гонсалес. Раньше верил, но больше - нет. И это не пустые слова, повторяю - все что Вы принесли в жизнь Лусеситы - это боль и страдания. А ребенок… Вы знаете, что она чудом не потеряла его? Что чудом осталась жива сама? Ваше появление, Ваши слова могут вызвать трагедию… Оставьте ее! Не ищите. Уезжайте, и как можно скорее.

Густаво подался вперед:

- Оставить Лусеситу? Уж не Вам ли, доктор Косио?

- Не судите других по себе, сеньор, - процедил Серхио.

Он встал и, наклонившись, сказал.

- Хорошенько подумайте, сеньор Густаво. Вы хотите причинить ей еще больше страданий? Хотите убить ее? Хотите смерти вашего ребенка? Тогда Вы знаете, где ее найти.

Серхио вышел на улицу и, остановившись, оглянулся на двери ресторана, вздохнул и одел шляпу. Он отчаянно попытался заглушить сомнения. Так будет правильнее… Сейчас главное, чтобы эта женщина держалась подальше от Лусеситы и не видела в ней угрозу. Будет лучше, если сеньор Гонсалес увезет ее обратно в усадьбу.
Он повернулся, и зашагал прочь.

Густаво долго сидел за столиком, не решаясь встать и уйти. Это означало бы принять решение. А его не было. Он не мог отказаться от Лусеситы, это было сильнее его. Да, это сильнее всего на свете. Она была нужна ему, нужны ее улыбка, взгляд, ее руки.
Густаво прикрыл глаза, словно наяву ощущая ставший его наваждением запах. Он дразнил, изводил, напоминал…

Он судорожно выдохнул. Это не то, о чем он должен думать. Надо принять решение. Остаться или уехать… Как требует этого Серхио.

Уехать… Густаво не желал возвращаться в усадьбу, Лусесита была его женой и ему была глубоко противна мысль о том, что он должен отказываться от нее теперь, когда она так близко. Но если Косио прав, и Лусесите без него лучше, спокойнее. И надо помнить о ее положении. Ребенок…

Густаво откинулся на спинку стула, забарабанив пальцами по столу.

Но это ЕГО ребенок, он хочет быть рядом, когда…
Однако, если его появление приведет к катастрофе, как того боится Серхио... если существует хоть крохотная вероятность того, что Алама прав, то Густаво не простит себе.

Туман появился словно из неоткуда. Мгновение, и он уже заволок все вокруг, а Густаво спрыгнув с лошади, привязывает повод к покосившемуся столбу. Весь день он не находил себе места, мучаясь от неизвестности. Больше всего ему хотелось приехать сюда, к Лусесите, но он не решался. Время… Густаво казалось, что ей необходимо дать время. И как только солнце скрылось за горизонтом и стало темнеть, он велел оседлать лошадь.

Отворив дверь хижины, он входит в дом. В полутьме от кровати тотчас поднимается фигура, и он узнает одну из местных крестьянок. Мануэла.

- Хорошо, что Вы пришли, сеньор, - расстроено со слезами в голосе говорит она.

Растерянно бросает взгляд ей за спину. Укрытая множеством одеял, Лусесита бледная как мел, лежит на кровати. Страх мгновенно закрадывается в душу:

- Что случилось?

- Лусесите очень плохо. Я не знаю, что делать. Помогите мне, пожалуйста.

Но Густаво уже не слушает ее.
Опустившись на колени рядом с кроватью, он, стараясь унять дрожь в пальцах, гладит Лусеситу по волосам, дотрагивается до холодных щек, повторяя ее имя…

Наконец словно бы с огромным трудом она открывает глаза, встречаясь с его взглядом. Густаво наклоняясь еще ниже и, лаская пальцами ее лицо, говорит.

- Я тебя не оставлю… Что бы ни произошло я НИКОГДА тебя не оставлю.

Тоска из ее взгляда передаётся ему, раня и пугая своей безысходностью.

- Зачем ты пришел? - она пытается повернуться на бок, отвернуться от Густаво, но Лусесите мешает его рука, обнимающая ее, и она вскрикивает.

Он бросает вопросительный взгляд на Мануэлу, а та, сжимая в волнении руки, обеспокоено произносит.

- Осторожно, она ранена.

Борясь с дурным предчувствием, Густаво поднимает верхнее одеяло и ужас охватывает его… Кровь… Вся ее рубашка на груди пропитана кровью.

- Что это?!

И дымка вновь окутывает его.

Ресторан обрел свом прежние очертания, и рядом с Густаво услужливо склонился официант.

- Вы хорошо себя чувствуете, сеньор?

- Да, да… все хорошо, спасибо.

Бросив напоследок на него еще один настороженный взгляд, официант удалился. Густаво прикрыл глаза рукой. Опять обрывочное воспоминание. Что случилось с Лусеситой? Почему он не решался приехать к ней в течении целого дня. А если… Густаво замер, пораженный внезапной догадкой.
Да, возможно именно тогда все и произошло.

Он вспомнил то, что сказал тогда Лусесите:

Я тебя не оставлю… Что бы ни произошло, я НИКОГДА тебя не оставлю…

Как может он решать, что сейчас делать, если еще тогда обещал быть рядом.

Но как же нынешнее положение дел!
Ее состояние, ребенок… и Мирта.
Мирта! Он опять забыл о ней. Хотя во всей это чудовищной ситуации этот вопрос самый простой. Его он может уладить лично и без промедления.

Густаво договорился о встрече с доктором Мендесом на завтра. Значит, он отведет Мирту к нему, а потом поговорит с ней. И на этот раз его ничто не остановит. Он скажет, наконец, Мирте правду, и сможет выдержать ее слезы, упреки и мольбы не поддавшись жалости.

Густаво поморщился, воочию представив себе сцену, которая разыграется завтра. Она опять будет напоминать ему о том, что сделала для него и его дочери.

Но выбора у него нет. Цена молчания слишком велика, и Мирте придется уйти из его жизни. Она ни в чем не будет нуждаться материально, но это все, что он может ей предложить.

А потом… Потом ему придется еще раз встретиться с Серхио.
Густаво хотел поговорить с врачом, который наблюдает Лусеситу, хотел знать точно, что с ней. И если так будет надо для ее здоровья, он не приблизится к ней. Пока не приблизится.
Но никто не заставит его уехать обратно в усадьбу. Никто.

Бульвар замер. Не торопясь, проезжали редкие экипажи. Даже мальчишки всегда сновавшие по улицам исчезли. День быстро катился к ночи, еще немного и темнота, как всегда внезапно опуститься на город. Густаво медленно пошел по бульвару.

Мысли, еще недавно будоражившие его, улеглись, как опавшая листва. Он смертельно устал, события происшедшие в последние дни вымотали его, опустошили. И Бог знает сколько еще предстоит.

На одном из перекрестков остановился.
Справа от Густаво темнеющий массой в тусклом свете исчезающего дня лежал парк. Последние гуляющее покидали его, торопливо шагая вдоль улиц, где уже зажигались фонари, они спешили укрыться от приближающейся ночи в светлых домах.

Если пройти парк насквозь, он знал, что выйдет к дому Лусеситы, ему же надо было идти прямо, вдоль чугунной ограды парка.

Помедлив несколько мгновений, он пересек мостовую и вошел в парк.
Сумерки сгущались.

Невыносимо болела спина. Лусесита остановилась и повела плечами в надежде найти положение, при котором ноющим мышцам станет хоть немного легче… В ответ спина отдалась резкой болью. Охнув, она замерла, боясь пошевелиться. Серхио прав, ей надо больше лежать.
C некоторых пор любое физическое усилие давалось ей с трудом. Но ждать оставалось уже немного. Она положила руку на живот и, медленно аккуратно ступая, двинулась дальше. Зря она поддалась порыву и вышла на улицу, но ей так хотелось дошить эту рубашечку. Крохотная, небесно голубого цвета.
Лусесита уже представляла, как одевает ее на малыша, попутно целуя его малюсенькие пальчики.

Однако оказалась, что не хватает двух пуговиц. Именно тех, которые так шли к рубашечке. Отложив шитье, она поспешно вышла из дома, чтобы успеть до закрытия магазина. И сейчас, сжимая в руке кулек с пуговицами и морщась от боли в спине, Лусесита корила себя, что не отправила в магазин Амадора. Короткая жизнь с Густаво не успела отучить ее от привычки делать все самой и надеется только на свои силы. Мысль о нем тут же была изгнана из сознания.

На развилке она невольно остановилась. Уже стемнело, и в парке кроме нее никого не было. Широкая дорожка, огибая основную массу деревьев, уходила влево, чтобы сделав большой изгиб повернуть опять и выйти к выходу из парка. А прямо под сенью деревьев терялась в сумерках тропинка, шедшая напрямик. Короткая дорога. Спина опять дала о себе знать, а ребенок неожиданно больно ударил изнутри. Лусесита поморщившись, приложила руку к животу, успокаивающе поглаживая и бормоча ласковые слова. Медленно, преодолевая слабость, пошла вперед. Деревья сомкнулись за ее спиной.

Ветер неожиданно стих, так что в наступившей тишине были слышны только ее шаги. Невольно оглядываясь по сторонам, Лусесита пошла быстрее.

И тут чуть правее услышала мужские голоса. Грубые, хриплые они перебросились парой слов и стихли.

Она невольно остановилась и прислушалась. Они опять о чём-то заговорили и неприятно зло рассмеялись, но теперь голоса было слышно будто бы прямо перед ней.

Откуда взялось это чувство, она не знала, но Лусесита вдруг поняла, что ни в коем случае нельзя идти туда, встречаться с этими людьми. Развернувшись, она поспешила обратно. Туда, где казалось за много миль впереди, успокаивающе горели фонари и были люди.
Голоса раздались опять, ближе.
Лусесита, в страхе оглянулась, но никого не увидела.

Через некоторое время сзади крикнули, требуя остановиться, но она уже больше не оборачиваясь, спешила сквозь парк на огни. Один из шедших следом что-то проговорил и другой ответил ему каркающим, ужаснувшим ее смехом, и уже громче повторил, чтобы сеньорита их не боялась, а подождала, и они с удовольствием составят ей компанию.

Лусесита практически летела сквозь лес, но самой ей казалось, что она движется невозможно медленно. Преследователи, похоже, тоже ускорили шаг, потому что голоса, насмехающиеся над ней звучали все ближе и ближе.

Обернуться и посмотреть она не смела. Дыхание с хрипом вырывалось из горла, а в боку неожиданно закололо, и Лусесита с отчаяньем почувствовала, что вот-вот упадет. А фонари все так же горели, и все так же далеко и холодно мигали сквозь ветки деревьев.
Тьма окружала ее. Она остановилась. Правее, если идти сквозь деревья свет от фонарей казался ближе.
Она решилась и бросилась через кустарник.

Платье зацепилось за колючки, она рванула, освобождаясь. Волосы больно дернуло и Лусесита почувствовала, как пряди упали ей на глаза, смахнула и, прижав руку к животу, где ребенок словно чувствуя опасность, замер, она продолжала пробираться сквозь кустарник. Голова кружилась от страха. Ветки хлестнули её по лицу, и неожиданно расступились, выпуская из своих объятий, и она в одно мгновение оказалась на дорожке.
Впереди темным пятном мелькнула тень, и она почувствовала как чьи-то руки, ухватив ее за плечи, удержали от столкновения. В испуге, ничего не видя сквозь рассыпавшиеся волосы, Лусесита рванулась.

- Сеньорита, сеньорита… Что с вами?

Ноги мгновенно стали ватными, и она пошатнулась, ощутив как хватка мужчины сразу же усилилась. Он чертыхнулся, и чтобы удержать ее попытался подхватить поудобнее.

И вдруг замер. Томительные секунды он стоял неподвижно, а потом его пальцы легли на подбородок, принуждая поднять лицо, и Лусесита, поддавшись, взглянула на него. В темноте лицо Густаво посеребренное только светом луны казалось нереальным. Волшебным. И оно было таким прекрасным, что голова закружилась еще сильнее.

- Нет, нет, ни в коем случае, Лусесита, дорогая, – испуганно затормошил он, почувствовав ее состояние, - прошу тебя, не надо, не здесь...

Лусесита в испуге озиралась по сторонам. С одной стороны от дорожки, с той, откуда выбежала она сама и бандиты, деревья росли густо, тогда как с другой была широкая огромная лужайка, которая оканчивалась только у ограды, но это было так далеко, оттуда их ни за что не увидят.

Она почувствовала, как Густаво задвигает ее себе за спину, закрывая собой. Вцепившись ему в руку и зажмурив глаза, Лусесита прижалась лбом к его плечу.

Усмехаясь, не совсем трезвым голосом один из бандитов предложил сеньору идти своей дорогой и оставить сеньориту с ними.

Открыв глаза, и выглянув из-за плеча Густаво, Лусесита в ужасе увидела в руке одного из бандитов тускло блеснувшую сталь, и, борясь с дурнотой подступившей к горлу, опять зажмурившись, зашептала молитву.

Дальнейшее произошло так быстро, что она не успела ничего толком понять.

Неожиданно она почувствовала, как ее толкнули и, не удержав равновесие, очутилась на траве. Практически одновременно с этим началась ужасающая какофония звуков. Она услышала выстрел, чей-то стон, а так же крики с просьбой не стрелять, шум ломающихся веток и вроде бы топот ног.

Лусесита в страхе прикрыла живот руками, но все вдруг прекратилось, и она поняла, что Густаво держит ее в своих объятьях.

Он на мгновение отстранился и тут же ей на плечи лег его пиджак, и Густаво опять прижимал ее к себе, шепча на ухо успокаивающие слова.

Издалека донесся взволнованный знакомый голос:

- Я же целился в сторону… Я не собирался…

Второй голос - его она узнала сразу – Серхио звучал уже совсем рядом.

- Энрике, ты все сделал правильно. Ты видел, второй уже замахнулся… У этого в руках тоже был нож, помедли ты хоть пару секунд, и он бы набросился на сеньора Густаво. Успокойся.

Она слышала их голоса, но слова не доходили до её сознания. Это все было не важно, не нужно. Раз Густаво рядом и обнимает ее, значит теперь все хорошо. Спрятав лицо у него на груди, и, вдыхая знакомый запах, гладя его по плечам, чувствуя, как ее окутывает тепло, которое сохранил его пиджак, она вдруг поверила. Поняла, что он пришел, вернулся. Вернулся навсегда. И все окончательно отступило, остались только его руки, обнимающие ее и губы, касающиеся виска.

- Ты дрожишь, – прошептала она и сделала попытку снять пиджак.

- Нет... нет, это не от холода... стоит мне подумать... стоит… – и он, наклонившись, крепче прижал ее к себе, и его дыхание согрело ей шею.

- Лусесита, с тобой все в порядке? Скажи, ты хорошо себя чувствуешь?

Прошло некоторое время, пока она осознала, что Серхио обращается к ней. Повернув голову, и, прижимаясь щекой к теплой груди Густаво, она кивнула ему.

- Сеньор Густаво? – тот перевел взгляд на него.

- Да-да все хорошо, - он опять повернулся к Лусесите, и она почувствовала как, Густаво вдохнув полной грудью, пробормотал.

- Жасмин…

- Что? – немного смущенно спросила она.

- Ты пахнешь жасмином, - повторил он.

Она повернула голову и увидев, что Серхио наклоняется над лежащим на земле бандитом, тут же отвернулась.
Тот что-то пробормотал и громче позвал.

- Энрике, помоги мне, он еще жив, его надо отвезти в больницу.

- Да, конечно.

Энрике, повернувшись к Лусесите и Густаво, протянул блеснувший в темноте пистолет.

- Босс, я взял его у Вас в столе. Думаю, лучше если его заберете Вы. По крайней мере, Вы умеете с ним обращаться. Да и мало ли что.

Густаво взял пистолет, щелкнул затвором.

- Энрике, зачем тебе было нужно оружие?

- Энрике, скорее! – голос Серхио остановил начавшего было говорить секретаря, и он, обернувшись, поспешил к доктору.

Серхио, обращаясь уже к Густаво, проговорил.

- Сеньор Гонсалес, когда придете домой, позовите доктора. Мама знает адрес. Ты меня слышишь, Лусесита, обязательно! Сеньор Густаво, проследите!

Густаво кивнул.

- Я сделаю это, не волнуйтесь.

И он, обняв Лусеситу одной рукой, медленно повел её по дорожке.

- Нам туда.

На выходе из парка Лусесита показала в сторону дома.

- Я знаю.

- Знаешь? – Лусесита удивленно взглянула на него.

- Да, я искал тебя и так нашел твой дом.

- Но… - Лусесита остановилась.

- Тс-с…. дорогая, потом. Сначала я отведу тебя домой.

Она послушно пошла дальше, но потом опять остановилась.

- Густаво скажи только одно - Марита, как она? С ней все хорошо?

- Да. Не волнуйся, с Маритой все в порядке. А теперь пойдем.

Следом за Лусеситой Густаво вошел в дом и, с любопытством оглядевшись, замер. Ярко освещенный он был знаком ему.
Дом из его воспоминаний!
Холл, широкая лестница, расходящаяся двумя пролетами вверх. Все тоже.

Как же ему раньше не пришла в голову мысль о подобной возможности. Он должен был, должен подумать об этом, как только услышал, какой семье принадлежит особняк. Однако Густаво был слишком озабочен поисками Лусеситы, чтобы анализировать.

Лус Мария уже была в гостиной и он, оглядываясь по сторонам, прошел следом. Машинально помог ей сесть на диван.
Гостиная… Портреты на стенах, столик с всегда раздражавшей его фарфоровой статуэткой, привезенной Анхелиной из Европы, и примостившаяся сбоку шкатулка для рукоделия.
Он остановился. Статуэтка! Он знал и историю ее появления в гостиной, и собственные эмоции по отношению к ней. Мысль о том, что ему всегда не нравилась вычурная композиция свободно и без всяких усилий пришла ему в голову.

Послышались быстрые торопливые шаги. Густаво обернулся.
Нервно теребя край передника, Модеста остановилась на пороге комнаты, а рядом с ней стояла Фефа. Обе испуганно переводили взгляд с Густаво на Лусеситу за его спиной. А он в свою очередь пораженно разглядывал их.
Дом, и они… Как все знакомо.

- Модеста, все хорошо…

Голос Лусеситы, этот голос… голос… Он зажмурился и перед внутренним взором вдруг замелькали картины прошлого.

Река, из которой незнакомая девушка в промокшей прилипшей к телу рубашке грозит ему камнем…

- Послушайте, сеньор, оставьте мою одежду, а то я забросаю вас камнями....

Следующая картина - он открывает дверь полицейского участка и видит ее. Лусесита рыдает, опустив голову на сложенные на столе руки. Вдруг, словно ощутив его присутствие, она поднимает на него взгляд, и он видит облегчение в ее глазах.

- Сеньор Густаво!

Лусесита бросается ему навстречу, а он крепко обнимает ее.

Картинки мелькают перед глазами калейдоскопом воспоминаний, и особо яркая заставляет его вздрогнуть - полуразрушенная затерянная в лесу хижина, утопающая в шуме ливня и раскатах грома.

Держа ее лицо в ладонях, он просит.

- Лусесита, зови меня - Густаво… Пожалуйста…

И она, взглянув на него сквозь ресницы, застенчиво произносит.

- Густаво… - и его моментально сводит с ума звук собственного имени.

Ее дрожащие, мокрые от дождя губы под его губами, волосы, пахнущие травами, грозой и чем то пьянящем, отчего кружится голова и мысли теряют ясность, а по венам растекается жар. Пальцы до этого ласкающие ее лицо бегут вниз и ложатся на спину, плавно опускаются, обнимая за поясницу, и робкие по началу ласки наливаются страстью, властно сминая ее робость и требуя большего…

Воспоминания, так долго скрывавшиеся от него, теперь торопятся, словно наскакивая друга на друга, и вот уже Лусесита, опираясь на руку Мигеля, входит в церковь. Фата закрывает ее лицо, но он видит, как она улыбается ему и улыбается в ответ.
И золотое кольцо на ее пальчике, как символ того, что она теперь будет принадлежать ему. Навсегда.

Туман исчез, открыв глаза, он увидел, как Модеста заламывает руки, взволнованно слушая Лусеситу.

- …Серхио с Энрике повезли одного из этих людей в больницу. Не волнуйся, с ним ничего не случилось.

Взглянув на Лусеситу, Густаво мгновенно пришел в себя.
Ее платье порвано. Намертво вцепившиеся в пиджак пальцы, наверное, онемели от напряжения, а пряди выбившиеся из прически волнами свисали вдоль исцарапанных, белых как снег щек. И это в ее положении…